Игорь Казаков — выпускник Белорусской академии искусств. Тринадцать лет он проработал в Могилевском театре кукол, куда пришел совсем молодым человеком. Из них десять лет был главным режиссером. С 2020 года он работает в Минске, где возглавил Современный художественный театр. Классику он остро чувствует, и его кукольные герои не раз оживали на территории большой литературы — в «Гамлете», «На дне», «Пиковой даме», «Кандиде».

В Театре кукол Республики Карелия Игорь Казаков поставил двухчасовой спектакль по «Ревизору» как историю страха, который движет героями, заставляя их совершать самые дикие поступки. За каждым числится куча грехов — взятки, правонарушения, а также равнодушие и алчность. Главное, чтобы было шито-крыто, не вышло наружу.

Необычное художественное пространство и кукол создала Татьяна Нерсисян — главный художник Белорусского театра кукол и лауреат «Золотой маски». Сцена скошенная, под наклоном, как горка. Окно открыто, и в него все время кто-то вываливается, чаще других как в дыру запрыгивает смотритель училищ – персонаж задом наперед. Голова у него не на месте. Драматический актер на сцене и куклы равновеликие, и их взаимодействие дает удивительный эффект.

На сцене появляется целый сонм колоритных чиновников. Они вроде бы серые, блеклые, но при этом колоритные. Их огромные головы так нахлобучены на тело, что иной раз ничего кроме ног и не видно, как у судьи Ляпкина-Тяпкина, от этого туловища выглядят карикатурно. У почтмейстера голова на уровне живота, а над плечами возвышается какой-то остов, создавая иллюзию обезглавленности. Как только актеры дышат в этих сморщенных и гигантских «рылах»?

Из-под сцены то и дело выскакивают две огромные черные крысы с красными светящимися глазами. Они больше похожи на медведей. По стенам жалкой комнатки, где обитает Хлестаков, и в респектабельном доме Городничего то и дело шныряют жирные клопы.

Молодой актер Родион Михно играет Хлестакова – вытянутого, с маленькой головой. К нему еще надо привыкнуть. Не сразу принимаешь его таким на фоне чудищ с огромными головами.

Сначала из люка появится один Хлестаков — неказистый, крохотный, рыжий, какой-то ребенок. Потом откроется другая дверца, и из-под земли выскочит еще один Хлестаков – длинный, с несоразмерным туловищем.

Интересно, что Башмачкиных в спектакле Игоря Казакова «Гоголь. Триптих» тоже несколько. Сначала это младенец с пуповиной, который рождается на наших глазах. Его извлекают из раздвинутых женских ног, которые словно выплевывает из себя мрачная стена, напоминающая кладбищенский колумбарий. Рождается серый и сморщенный старичок. Потом он становится взрослым, но при этом совсем уж крохотным. Акакий Акакиевич как муравьишка пробегает по заснеженному Петербургу, а затем становится симпатичным червячком, живущим в драной шинели. Он будет сидеть в ней как в яблоке, которое словно сам и прогрыз.

Родион Михно-Хлестаков вместе с Олегом Романовым-Городничим выдвинут на соискание «Золотой маски» в актерской номинации. У них яркие работы, как и у их коллег, которых можно было номинировать ансамблем.

В «Ревизоре» у каждой куклы свой характер и человеческие руки с неповторимой пластикой, за что, наверное, надо сказать отдельное спасибо Евгению Иванову, отвечавшему как раз это. У попечителя богоугодных заведений Земляники зеленый сюртук и губы словно в зеленке. Он постоянно что-то делает руками, и это создает дополнительный комический эффект. А играет его актриса Наталья Васильева. Бобчинский с Добчинским – один персонаж о двух головах, какая-то гидра, которую сыграл Антон Верещагин.

СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «РЕВИЗОР». ТЕАТР КУКОЛ РЕСПУБЛИКИ КАРЕЛИЯ. ФОТО: МИХАИЛ НИКИТИН
Спектакль имеет возрастное ограничение 16+. Возможно, потому, что второе действие немного эротичное. Хлестаков там не церемонится, смело залезает под юбку Марье Антоновне. Ну, а ее маменька с невероятно пышной грудью сама скидывает платье и остается в панталонах.

Жанр спектакля «Гоголь. Триптих» в Театре кукол Екатеринбурга режиссер определил как «мытарства» в одном действии. За 1 час 20 минут играются три новеллы, в которые каким-то чудом укладываются три шедевра Гоголя: «Шинель», «Повесть о капитане Копейкине» и «Записки сумасшедшего». На сцене три актера – Герман Варфоломеев, Валерий Полянсков, Александр Шишкин. Все они выдвинуты на премию. У каждого соло в одной из новелл, а в остальных они делают все что только можно. Как и в «Ревизоре», здесь сочетаются возможности живого актера, куклы и маски, но совсем иначе. Игорь Казаков не повторяется.

Если «Ревизор» был про страх, то «Триптих» про поруганное человеческое достоинство, о котором лучше Гоголя никто не сказал. Человека доводят до низшей степени бедности, и это калечит его сознание. Его постоянно унижают, им понукают, и он может стать навеки рабом. Его доводят до крайней степени безумия, и он способен только на отчаянный крик.

Всю сцену возведена мрачная стена. Она как бункер, как крематорий – разные ассоциации возникают. В этой стене плача и скорби разложены по ячейкам живые и мертвые души. Дверцы то и дело открываются, и оттуда выбрасывается бог весть что.

Стена становится грудью чиновника, увешанного орденами и медальками. А сам он – ни больше, ни меньше, гигантская голова серого цвета и огромные кулачища, разложенные на шкафу. На редкость образное и изобретательное пространство придумали вместе с режиссером талантливые художники Ольга Дворовая и Денис Козлов.

Башмачкин тихо уйдет из жизни, словно и не жил, добровольно ляжет в гробик, и никто о нем больше не вспомнит.

В «Повести о капитане Копейкине» Валерий Полянсков на наших глазах из какого-то хлама, разрозненных элементов собирает своего истерзанного героя, всем пожертвовавшего ради родины и оказавшегося ей ненужным. И Копейкин найдет свой последний приют в стене кукольного крематория. Поприщин будет лежать в коробке, выложенной белой плиткой, как Марат.

В этой новелле явно перебрали с драматизмом и страданиями, нарушив целостность спектакля. Видимо, авторам была важна трансформация маленького человека, дошедшего до края, и он должен был разрастаться на наших глазах вместе со своей болью. Но этого не случилось. Драматический театр забил хрупкую кукольную душу. Стена и ее поглотила. Кто следующий подступится к монолиту человеческого равнодушия?