Сатирическая, задорная, ироничная оперетта Дмитрия Шостаковича, написанная во времена хрущевской «оттепели» на актуальный московский сюжет о расселении, переселении, реновации — «Москва, Черемушки», поставлена в Большом театре — на Камерной сцене им. Б.А. Покровского. Режиссер постановки — Иван Поповски (Македония), дирижер — Павел Клиничев, сценографы-архитекторы Сергей Чобан и Александра Шейнер.

Когда-то пережившая пик своей популярности на советской и европейской сцене оперетта Шостаковича «Москва, Черемушки» к концу прошлого века вдруг попала в разряд не репертуарных. Название ее не фигурировало даже в афише Московского театра оперетты, по заказу которого в свое время Шостакович эту партитуру и написал. Зато она звучала в Америке и в Европе — причем в специальной оркестровой лайт-версии, созданной учеником Шостаковича Джерардом Макбёрни. На российскую столичную сцену «Черемушки» вернулись только в год 100-летия Шостаковича (2006) в постановках Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко (режиссер Ирина Лычагина) и Мариинского театра (Василий Бархатов). В этом году, к 115-летию композитора к «Черемушкам» впервые обратился Большой театр.

Между тем, несмотря на смену эпох, систем и общественной идеологии, «Черемушки», либретто к которым было написано Владимиром Массом и Михаилом Червинским (Масс, к слову, был соавтором сценария фильма «Веселые ребята»), не утратили своей актуальности и социальной остроты. В современной Москве идет реновация: как и шестьдесят лет назад, сносят старые дома, расселяют жильцов — теперь уже из тех самых хрущевок, в которые заселялись когда-то персонажи оперетты Шостаковича. По сюжету «Черемушек» москвичи, выезжающие из старых коммуналок, переселяются в новые отдельные квартиры, но, как это обычно случается, жилищный вопрос решается не без бюрократии, козней и склок: жену высокопоставленного начальника Дребеднева Ваву не устраивает метраж нового жилья, и дама вовлекает в интригу подхалима-управхоза Барабашкина (Герман Юкавский) с целью получить большую площадь — с «будуаром», присоединив к своей квартире чужую. А старый москвич Бабуров с дочерью Лидочкой должны по этой причине оказаться на улице. В оперетте также фигурируют влюбленные москвичи, мужья-жены, строители, водители, соседи — целый мир ушедшей советской эпохи с ее типажами и характерами.

Действие раскручивается стремительно: сцены сменяются, как номера в ревю — арии, дуэты, танцы, выходы массовки, музыка искрится задором и ироническими цитатами — в оркестровом потоке мелькают мелодии «Песни о встречном», «Ойры», «Во саду ли, в огороде», «Цыпленок жареный», темы из опер Бородина, Римского-Корсакова, врываются ритмы рок-н-ролла, фокстрота, которые рьяно выплясывают на сцене жители советской столицы. Собрать все детали этого пазла задача не из простых. Но труппа Камерной сцены, художественным манифестом которой был в свое время гротескный «Нос» Шостаковича, освоила пародийно-шаржевую фактуру «Черемушек» с блеском и, что стоит заметить, не споткнулась о привычные для оперных певцов «камни» оперетты — разговорные сцены, танцы, пантомиму.

С первых же тактов партитуры, когда придуманный режиссером персонаж в образе молодого Шостаковича вручил гигантский гаечный ключ строительнице Люсе, на сцене развернулся головокружительный (а у публики в прямом смысле слова кружилась голова), на грани пародии и лирики, спектакль. Артисты хора то появлялись из дверей зала, то пели сверху, с боковых балконов, публика вместе с героями мчалась на машине в новые Черемушки, попутно рассматривая мелькающие в огромных настенных «окнах» виды старой Москвы (фотографии предоставил музей Москвы), молодой герой Борис, обаятельный шутник и балагур, чем-то напоминавший в исполнении Азамата Цалити Костика из «Покровских ворот», бросался в зал на поиски девушки своей мечты и на премьерном спектакле чуть не увел у директора ГАБТА супругу.

Несмотря на смену эпох, систем и общественной идеологии, «Черемушки» не утратили своей актуальности и социальной остроты
Действие спектакля было выстроено так плотно, что, казалось, крошечная Камерная сцена лопнет от количества «москвичей», событий, трюков, бурного режиссерского бурлеска. Сцены сменяли друг друга, как номера в ревю: то капризная Вава (Александра Наношкина), «вьющаяся» в жеманных позах, устраивала семейную истерику Дребедневу (Роман Шевчук), то интеллигентная Лидочка (Анастасия Сорокина), с музейной указкой в руках, «кошмарила» Бориса, изображая терминаторшу и исполняя номер с акробатическими трюками, то шофер Сергей (Валерий Макаров), который никак не мог помириться с бойкой арматурщицей Люсей (Екатерина Семенова), объяснялся ей в любви с помощью скамейки, а к счастливым москвичам, молодоженам Саше и Маше (Юрий Сыров и Наталья Риттер) заваливался в новую черемушкинскую квартиру целый «паноптикум» будущих соседей — карикатурных обывателей, оказавшихся в итоге милейшими советскими людьми, «дорогими москвичами». Они словно поддразнивали публику подзабытыми сатирическими «клише» времен Райкина, Мироновой и Менакера (скетчи которым тоже писал Масс). Кроме того, на сцене все — и герои, и строители в касках, и соседи — танцевали. А Лидочкину возвышенную мечту даже изображал балетный дуэт в окружении кордебалетных девушек в золоченых венках. Поразительно, как весь этот многолюдный бурлеск был виртуозно вписан в просчитанное по вертикали, горизонтали, диагонали и глубине пространство компактной сцены.

Белые рамы «московских окон», белый лестничный пролет, белые кубы и тумбы, зеленые кусты и клумбы — это образ новой жизни и нового сада, бодрый и радостный, как сама музыка Шостаковича, крепко собранная в оркестре дирижером Павлом Клиничевым и спаянная с зажигательным сценическим действием. В финале спектакля на сцене появилась коляска с новорожденным «черемушкинцем», которую катил отец Лидочки, старый москвич Бабуров (Виктор Боровков). Новому «черемушкинцу» теперь по паспорту уже больше шестидесяти, и он снова готовится переезжать: в Москве идет реновация. Музыку к этому случаю Шостакович уже написал.