«Тараса Бульбу» в «Коляда-театре» посвятили Галине Волчек

«Тараса Бульбу» в «Коляда-театре» посвятили Галине Волчек

Коляда выходит на сцену, как это он делает все дни гастролей, только произносит разный текст по конкретному поводу. На этот раз цитирует великого украинского актера Богдана Ступку, который как раз играл у Коляды в его российской постановке «Старосветские помещики».

— Богдан Сильвестрович говорил: «Что нужно для счастья? Гоголь и Коляда». (Смех, аплодисменты.) Главное, что хочу сказать — «Тарас Бульба» появился благодаря человеку, который сыграл едва ли не главную роль в моей судьбе, — Галине Борисовне Волчек. Когда в 2021 году, в ноябре, я ставил «Вишневый сад» в Польше, в театре в Закопане, она мне приснилась. На столе у нее лежал томик Гоголя, повесть «Тарас Бульба». Я понял, что должен ее поставить. Поэтому спектакль мы посвящаем Волчек. (Аплодисменты.)

На сцене бьющая по глазам пестрота и цветастость. Задник с тремя желтыми высокими дверями — непременный сценографический элемент всех спектаклей екатеринбургской труппы — густо-густо завешан цветными тряпочками/ленточками, спускающимися как виноградные лозы где-то на юге. Слева большая икона Николая Чудотворца, а напротив черная стена, вся увешанная… поварешками, их здесь не меньше полутора десятков. Да-да, именно этот предмет кухонной утвари разнообразно и активно проявит себя во многих сценах спектакля, лирических и боевых — без разницы.

Режиссер Коляда вообще любит сущую, причем бытовую, безделицу возвести в ранг образа спектакля. В «Вишневом саде», скажем, белые пластиковые стаканчики у него работают этим самым садом. В «Ричарде III» чайные спитые (!!!) пакетики на ниточках олицетворяют смерть, а в «Анне Карениной» — круги спилов в руках артистов то как любовные письма, счета, то удивленные глаза персонажей и еще бог знает что, что нормальному режиссеру и в голову не придет. Но Коляда, он же вне нормы, у него все по-своему, по-колядовски — ярко, фантазийно, причудливо, условно, при этом наивно, просто и по-настоящему. «Тарас Бульба» не стал исключением, но именно эту постановку можно считать исключительной в контексте событий последнего года жизни. Не только России и Украины — мира.
.
— А поворотитесь-ка, сынки! Что это на вас за поповские подрясники? И этак все ходят в академии? — такими словами встречает старый Бульба (Антон Макушин) сыновей, учившихся в киевской бурсе. Крепкого сложения, с голым торсом, он, точно во хмелю, подступается к угловатым, карикатурно смущенным Остапу и Андрию (Никита Рыбкин, Богдан Смоляницкий). — Ишь, какие на вас поповские подрясники.

Правда, вид подрясников ничего общего не имеет с одеждой бурсаков — на них нелепого цвета и вида фуфайки из меха, разумеется, не натурального. У Коляды текст обычно нарочито в конфликте с внешним рядом. Сам Бульба по образу — чистой воды авторитет в законе, общается жестко с женой, с сыновьями, товарищами. Они у него вот где — в крепком кулаке: чуть что и… Брутальность его энергично поддержана коллективными плясками, и чего в них больше, энергии или агрессии, сказать сложно. Классические элементы национального танца чередуются с жестко ритмическими движениями казаков, сопровождаемыми воинственными «ух» да «эх». И пока у них в руках не ружья и сабли, а поварешки, из которых они как бы пьют, играя именем главного героя: «буль-буль-ба, буль-буль-ба».

Тут всё точно по Гоголю — «Тарас Бульба» в финале первого акта дополнен цитатой из «Страшной мести», украшен отрывком из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» («Чуден Днепр при тихой погоде»). Поход в Сечь, древняя притча о двух братьях и чудные описания украинской степи, прекрасней которой нет ничего на свете, и слезы матерей. А также манкая и коварная Панночка, любовь Андрия к которой как морок. Предательство как следствие ее… Развязка как неизбежность.

Второй акт будет в очевидном конфликте с первым, как будто он — другой спектакль. Померкнут краски, женщины сменят яркие наряды на черные, и все станет тихо и страшно. Особенно в финале, когда брутальный Бульба станет отцом, чьи чувства так тонко переданы, что тишина в зале, кажется, только усугубит тревогу за происходящее за стенами театра.

— Я тебя породил, я тебя и… — старый Бульба тихий, медленный. В интонациях Антона Макушина, невероятно органичного, свободного, ни обвинения, ни прощения. Проецируешь увиденное на происходящее, в котором все сложно, много входящих и лжи, перевертышей и безумия. Все это не в словах — оно стоит за словами, как палач, ждущий своего часа.

Девочка поет в финале, и песнь ее проста до жути: если дальше будет война, она никогда не родит. У нее не будет детей, если дальше будет война. Кто-то плачет, не стесняясь слез, не только по героям Гоголя. И аплодирует артистам, вскочив с мест, которые умеют быть на сцене такими свободными, как будто не играют вовсе. Наивному театру Коляды, который не прикидывается штампами современного театра. И мудрости Коляды, который классикой показал и объяснил сегодняшний день лучше, чем политологи, эксперты и прочие умники, вместе взятые.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>